Рассказ №1324 (страница 10)

     Вообще-то, у них с Савицкой отношения были... ну, не то, чтобы странные или там сложные, но... А все получилось так. На первом курсе Савицкая, про которую все с ужасом говорили, что с первого раза она зачет никому не ставит принципиально и ходить к ней можно раз десять, а то и больше, на последнем перед первой сессией семинаре объявила, что Алене на зачет по античной мифологии приходить не надо, что зачет она ей ставит автоматически, потому что в течение семестра Алена более чем полно пока- зала свои знания. Алена обомлела от счастья: ну, во-первых, не надо умирать от страха и пересдавать один и то же зачет десять раз, во- вторых, приятно же, когда оценивают твой труд, твое старание, твою любовь к предмету, и, наконец - просто приятно, когда тебя хвалят.
     В тот же день до поздней ночи к ним в комнату заходили старшекурсницы смотреть на Алену. Девушки говорили, что за двадцать лет работы Савицкой в институте Алена - единственное исключение из общего правила, и разглядывали ее с непонятной и неприятной Алене иронией и язвительно бросали какие-то туманные реплики, которые как бы ни о чем не говорили, и, тем не менее, говорили, что есть в Алене что-то недостойное, коль так она может зачеты получать, ни за что. Алена обиделась смертельно - видели они ее первый раз в жизни, знать ее не знали и слышать о ней не слышали до этого злополучного "автомата", и вдруг оказалось, что она достойна чуть ли не всеобщего презрения.
     На другой день Алена нашла в институте Савицкую и попросила никогда больше никаких "автоматов" ей не ставить. "Хорошо, я буду спрашивать с вас в десять раз больше, чем с любого другого",- отрезала Савицкая и ушла от Алены, обидевшись на нее смертельно.
     Так они, все смертельно обиженные, с тех пор и существовали. И неплохо вполне, надо сказать. Ну, как бы там ни было, а только Алена никак не могла понять, что так торопятся домой женщины-библиотекари. Уйти от высоких книжных стеллажей и куда? К куче грязного белья, плите, магазинным очередям? Да будь на то воля Алены, явись в ее жизни волшебник, что исполнял хотя бы одно-единственное самое заветное желание, она попросила бы его позволить ей жить в библиотеке или хотя бы изредка оставаться в ее стенах до утра. Она бы допоздна читала, потом спала, окруженная запахом книг, и ей снились бы чудесные книжные сны, а проснувшись, увидела полные книжных сокровищ полки, и весь день у нее было бы изумительное настроение.
     Алена вдруг с удивлением отметила, что уже не первый раз смотрит на часы и все ждет, когда же прозвучит окрик: "Заканчивайте!". И когда, наконец-то, он прозвучал, она хоть и пролистала книгу еще минут пятнадцать, но ушла из библиотеки не самой последней, как обычно, и без сожаления, а напротив, с радостью, что дома будет не в одиннадцатом часу ночи, а в начале шестого, и значит впереди у них с Егором целый огромный вечер. Хорошо бы постирать юбку и свитерок, и жаль тратить вечер на стирку... ну, не вечер, тут стирки-то...
     Алена и не заметила, что весь вечер думает не о стилистике, а ведь через день экзамен.
     Света в окнах не было.
     Едва загрустившая Алена повесила пальто и убрала под вешалку сапоги и умолкли звуки, рожденные ее приходом, тишина окутала девушку, и была та тишина не добрая, мягкая, а кусачая, как грубая колючая шерсть. Слышно, как в ванной капает в раковину вода из крана... И тикают настенные часы в большой комнате... И слабеньким эхом откликается шустрый будильник из комнаты Алены...
     Неужели?!- подумала Алена, и сердце сначала замерло, а потом упало куда-то в преисподнюю - неужели Егор уехал, вот так, только что был и уже нет?
     И ничего не сказал, и ни о чем не спросил...
     Дверь в большую комнату, где ночью спал Егор, была открыта настежь. Алена ясно, как наяву, увидела лицо Егора, но не все лицо - как на картине Глазунова: нарисовано лицо, а видишь только глаза.
     Алена подошла к открытой двери, включила свет и в приоткрытую дверь смежной комнаты увидала уголок стула и клочок ткани - на стуле висела рубашка Егора, и испарина облегчения проступила на висках Алены и тут же остыла от страха: а если просто забыл рубашку?
     Алена оглянулась (как будто из тишины квартиры за ней наблюдал кто-то невидимый), на цыпочках (как будто тот невидимый еще и подслушивал) прошла в дальнюю комнату. Сердце замирало и оттого, что она прошла в комнату, в которую никогда прежде при хозяевах не заходила и которая была как бы совсем их личная, закрытая для нее, посторонней, и оттого, что в этой комнате все, даже обычные стены были сейчас связаны с Егором, и от страха увидеть, вернее не увидеть его вещи. Вздохнула - брюки висели на кресле у окна, бритва лежала на подоконнике...
     Алена подошла к стулу, на котором висела рубашка Егора, зачем-то провела по ткани пальцем, ощутив на ней крохотные узелочки. Присела - и запах Егора, и явно, как в недавнем сне Алена почувствовала присутствие Егора, и его руки легко коснулись тела, и Алена прижалась лицом к рубашке, и неведомое ей прежде чувство полонило тело... душу...
     Послышались шаги на лестнице, а может кто-то прошагал за стенкой, и Алена быстро прошла, почти что кинулась в свою комнату, машинально разложила на столе учебники, тетради, пошарила в сумке в поисках ручки, тут вспомнила, что ей надо переодеться и свитерок и юбку она постирать собиралась.
     Халатик был мят, и Алена прошла на кухню, где на подоконнике Ульяна Егоровна оставляла утюг, мельком глянула в окно и увидала Егора, и хотя в темноте зимнего вечера был виден лишь контур фигуры, Алена в первый же миг узнала Егора и, забыв про- тянутую руку на ручке утюга, смотрела, как Егор пересек бульвар, на мгновение слился с черным стволом дерева, тут же появился вновь и, даже не глянув, нет ли машин, пересек мостовую наискосок, чтобы сразу оказаться на углу дома, под аркой, что вела во двор, к подъездам. "Даже своей походкой,- подумала Алена,- Егор не похож ни на кого, у него и в походке усталость и задумчивость". Откуда-то выплыло лицо Седого, едкого и язвительного стилиста, и Алена постаралась найти точное определение для походки Егора, но лучше слова не нашла, вздохнула и упрямо повторила образу Седого: "Да, усталая". Седой пожал плечами: ну, с этим эпитетом он и не спорил. "Но и задумчивая",- насупилась Алена, и Седой приподнял ехидную бровь. "Да,- сказала Алена,- ну, я же не виновата, что вы не видите, что у него все не так, как обычно, поэтому и слова, когда думаешь о нем, имеют смысл необычный, а..." Седой приподнял вторую бровь, пошевелил обеими, вздохнул и, так ничего и не сказав, исчез, потому что послышался шум замка, и Алена, вместо того, чтобы остаться на кухне или встретить Егора в коридоре, почему-то вновь нырнула к себе в комнату и замерла у двери, прислушиваясь.
     Она слушала: вот он повесил пальто... вот стукнули каблуками сапоги... вот тихо звякнула брошенная на полку расческа... вот шаги пошли было на кухню, но тут же остановились, пошли по коридору, остановились возле двери, за которой, едва дыша, замерла Алена, и сердце ее вновь упало, шаги постояли чуть-чуть, и Алена испугалось, что Егор слышит, как колотится ее сердце, как прерывисто она дышит, но шаги двинулись дальше, вошли в большую комнату, вышли, вновь шагнули по коридору, и опять, в на- пряженном ожидании тихого стука в дверь, замерла Алена. Шаги остановились возле двери...
     "Алена, ты не спишь? Не знаешь, где мать?"
     Как он догадался, что я дома?- удивилась Алена, но тут же сообразила - пальто ее висит на вешалке.
     - Я не знаю. Я только что пришла,- ответила Алена, открывая дверь и, встретив взгляд Егора, смешалась: в нем было совсем не то, что она ожидала увидеть: зов, призыв, объяснение, и все - связанное с ней, нет, в его взгляде ее не было, а было в нем что-то... обреченное?
     Егор, не сказав больше ни слова, опустил голову и пошел в комнату, а Алена так и осталась стоять на пороге своей. Она не знала, что и думать, ей и обидно было, что Егор как бы обманул ее ожидания, и тревожно от этого нового его взгляда, от ощущения, что у Егора большие неприятности.
     Алена тихо прошла в комнату, села на диван: что же делать ей?
     Она попыталась читать - не поняла ни строчки. Включила приемник - чужая речь вызвала незнакомую ей прежде неприязнь. Она сидела в темноте и ждала. Чего? Она не знала, но ждала.
     И вдруг в комнату тихо вошла музыка, дивная музыка ее сна...
     Егор играл на пианино. Играл негромко, едва касаясь клавиш.
     Алена не знала, что играет Егор. Лишь немногие произведения, популярные, что часто звучали по радио, такие, как первый концерт Чайковского, она узнавала с первых аккордов, и для нее вся музыка как бы расслаивалась на два пласта: один - огромной тяжестью прижимал к земле, другой - подхватывал, как пушинку, и уносил в неведомые дали.
     Алена стояла у окна. Где-то там, за домами - Амур. Толстый лед сковал вольную реку, и не верится, что глубоко подо льдом - жизнь. Но чем сильнее сжимает мороз воду, тем ярче весеннее половодье...
     Алена, розовая от волнения, вышла из аудитории и задохнулась от радости: у окна стоял Егор. Он еще ни разу не встречал ее, да и сегодня они не договаривались, а он, надо же. И кабинет нашел.


Страницы: [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ]

Читать также в данной категории:

© Copyright 2002 Лимона. Все права защищены.