Рассказ №20955

     Случай раннего детства, пожалуй, навсегда остался в моей памяти. Несмотря на то, что было мне всего пять лет, я его запомнил.
     Мы с матерью пошли мыться в благоустройку к знакомым, поскольку в доме, где жили, не имелось горячей воды. Не знаю, почему, но никого кроме нас в квартире не было. Мама забыла взять мыло и крикнула мне из ванны. Я открыл дверь.
     Странно, я почти ничего не помню из того времени, а это помню. В ванной стоял пар, окутанная им мать, голая, мокрые волосы - она носила клубок и распущенными они у нее были длинными и пышными. Одна её рука закрывала грудь, а другая промежность, из-под ладони выглядывал темный кудрявый уголок:
     Всего несколько секунд... Я положил мыло на раковину и выбежал, но эта картина навсегда осталась со мной.
     Сказать, что я вижу сейчас её как женщину, думаю, - нет. Она моя мама! Ею и осталась навсегда. Но все же, я не могу сказать и то, что эта картина меня не возбуждала потом, когда у меня появился интерес к противоположному полу. Иногда в подростковых мечтах она представала перед моим взором и вызывала эрекцию.
     Впрочем, в то время эрекцию вызывало буквально все, даже поездка в автобусе.
     Лет в восемь, мы, с другом-одногодкой, увидели, за сараями, - рядом с уличным туалетом, не успевшую добежать девочку. Соседка, на год младше нас, писала прямо у дверей. Созрела идея обследовать.
     Конечно, никакого сексуального желания, ни я, ни мой друг, тогда не испытывали. Это был очередной мальчишеский эксперимент на познавания всего и вся. Девочку мы заманили конфетами. Друг жил с бабушкой и родители откупались от него коробками конфет - на то время кошмарный дефицит. Привели к нему, - бабушки дома не было. После долгих уговоров и, наверное, двухсот грамм конфет, девочка согласилась раздеться.
     Возможно, я бы и не запомнил этот эпизод, поскольку, на даче - у соседей, часто бегала голенькая дочка, ни на много меньше. В общем, чем отличается мальчик от девочки, я уже видел, не так близко, и все же видел. Но, поедающая конфеты, девочка стала снимать не платье, - коротенькое, как тогда ходили все девочки, а трусики и вот это ощущение, что перед тобой она, и ты знаешь: на ней нет трусиков, я запомнил.
     Потом было самое тщательное исследование. Пока девочка уничтожала сладости, мы с другом изучили её промежность полностью. Раскрывали половые губы, совали туда пальцы и нос. Друг даже пытался собезьянничать половой акт, - где он его увидел, живя у бабушки?
     Промежность девочки, так как она недавно пописила, пахла мочой и, видимо, от нашего рьяного изыскания, она сикнула снова. Все мои пальцы были в моче, и рецепторы носа от этого запаха отходили потом дня два.
     Если честно, то мне это не понравилось и, на какое-то время, я совсем потерял интерес к девочкам. Точно так же, как однажды, примерно в том же возрасте, перекурил - три пачки за два часа на троих друзей, и не мог смотреть на сигареты до армии.
     После осмотра и последней конфеты из коробки, девочка с нами заигралась в какую-то игру и забыла у моего друга трусики, а его бабушка нашла. Девочку после долго не выпускали на улицу, мой друг честно отстоял в углу три часа, а я оказался в стороне - меня не выдали. От этого мне стало еще хуже. Осадок долго точил меня червем и не давал совести покоя.
     Исключив девчонок из своего круга общения, я про них забыл, но постепенно природа брала свое... В десять лет, читал я с великой ленью и предпочитал в книгах картинки. И вот однажды, я увидел в энциклопедии скульптуру Афродиты и затаился желанием ее вылепить, но не просто так, а с открытым влагалищем. Меня потянуло на творчество.
     У нас во дворе было повальное увлечение пластилином, мы лепили из него солдатиков, танки, самолеты. Я взял пластилин, положил перед собой книгу и... Конечно, вышло у меня не очень - нечто дикокаменное, без лица и ног. Высотой моя Венера получилась сантиметров десять, но влагалище я вылепил досконально, - взял иглу и разделил промежность на половые губы.
     Наверное, потому что промежность соседской девочки меня не очень впечатлила, вспомнив прикрытый ладонью лобок матери, я налепил волосы. Старался как можно тоньше, но они все равно напоминали змеевидные локоны Горгоны.
     И это меня не удовлетворило в творчестве! Тогда я взял карандаш и углубил заточенный грифель - нечто вроде возбужденного женского органа. Откуда я это взял? Не помню.
     Довольный своим произведением искусства, я стянул с себя трусы и приложил, то, что сотворил, к писюну и, вдруг, он увеличился. Может, это было и не в первый раз - какие-то зачатки эрекции, но этот случай я запомнил.
     Я положил свою Афродиту с собой в постель. Хорошо, что когда утром меня в школу разбудила мать - это уже был просто бесформенный кусок пластилина. Получив нагоняя за грязь под одеялом, я отправился в школу, рассказать другу о ночном приключении с греческой богиней любви.
     До первого полноценного оргазма было еще целых три года, которые пролетели в краевых сражениях отъявленного хулигана, а вовсе не рыцаря, за честь дамы сердца.
     Мне исполнилось полных тринадцать, почти четырнадцать - как я всегда уточнял, если разговор заходил о моем возрасте. Я вытянулся в долговязого юнца. Близилось лето, и меня готовили к отправке в деревню. Под Тобольском жили мой прадед, то ли троюродный, то ли четвероюродный, - лет под девяносто, и тетка, самая младшая его дочь, которой было тогда около сорока. Вот к ним во владения меня и собирались сослать до сентября.
     Жили мои дальние родственники, можно сказать, отшельниками. Дед служил лесником в таежной глубинке на берегах Иртыша, а поскольку было ему тогда под девяносто, то на должности оформлена была его младшая дочь, из коренного населения Манси.
     Мать тетки была рождена от заезжего промысловика, в свою очередь, с ней, перед самой войной, и прижил дочь мой дед. Для народа Манси ничего удивительного в том не было, да и, по большому счету, сейчас нет. В общем, город, тобольский интернат, ей пришлись не по душе, и она приехала в тайгу к уже тогда почти семидесятилетнему отцу, как только ей рассказали о нем родичи.
     Мировоззрение этой женщины отличалось от общепринятого, и сегодня, изучив обычаи и традиции коренных народов Севера и Сибири, я могу сказать, что, возможно, она была деду не только дочерью, но и женой:
     Нет не правильно. Тетка была ему дочерью, но в широких понятиях Манси.
     Как и все дети от смешенной крови, в молодости она была красивая, словно куколка, а с возрастом начали проявляться черты Севера, в общем миловидная и приятная. По приезду в первый раз, двумя годами ранее, когда я ее увидел - невысокой, коренастенькой, крепко сбитой, с малой формой груди, она мне сразу понравилась радушием и насмешила некоторой суетливостью.
     Степенный дед приложил ее метания крепким словцом, словно придавил. Дальше меж мной и тетей все пошло равномерно без скачков счастливой встречи.
     Не знаю, почему у тетки не было детей, но их не было. С дедом они жили вдвоем. Несмотря на глушь, она была умной, начитанной женщиной. В доме деда имелась тщательно подобранная библиотека, как я потом узнал, когда-то он был офицером, служил в пластунском батальоне Его Императорского Высочества и, даже в тайге, без книг не представлял своего бытия. В общем, тетка была такая амазонка двадцатого века, и стреляла метко, и о Ромео и Джульетте могла мне поведать в ролях.
     Первый раз я к ним приезжал, точнее меня привез к ним мой отец, в одиннадцать лет. Дом большой, рубленый, с крытым двором, где хозяйничал огромный волкодав - помесь волка и собаки с зелеными огоньками глаз. Мы быстро подружились. Я его прикормил ватрушками, он их, не жуя, сглатывал налету.
     С собакой мы бегали на пляж, - пустынный плес на Иртыше, с дедом собирали грибы, косили сено, а с теткой ходили по ягоды. Правда, всего пару раз, поскольку она сильно ругалась, если я, подобрав одну ягоду, не заметил и потоптал десяток.
     Ничего особенного в то первое лето, в плане сексуальности, у меня не было, не считая, что в бане я парился вместе с теткой, но она была в рубахе. Если через мокрую ткань там что-то и проглядывало, - если честно, в одиннадцать лет меня мало интересовало. Вокруг было столько много интересного, что я, напрочь, забыл о своих экспериментах с пластилином.
     После меня, обычно, в баню шел дед, он никогда не мылся со мной, только уже на раскаленную каменку. Однажды, после того как тетка меня безбожно отхлестала березовым веником, выпроводила и осталась в бане с дедом, - его она тоже скребла и хлестала часа два не меньше, я увидел вывешенную во дворе мокрую рубаху.
     Конечно, у тетки была не одна рубаха, но сейчас, я думаю, что перед дедом она не стеснялась. Да и выдержать тот пар, что тетка нагоняла деду, в рубахе было просто невозможно...
     Мое сознание еще было девственным и все же, как человечек сугубо городской культуры, после бани я сразу требовал от тетки плавки из своего чемодана. Она с улыбкой выдавала мне трусы, что привезла для меня из города. Я сначала сопротивлялся, но потом сдался, поскольку дед из бани выходил в длинной рубахе, из-под которой были видны его жилистые старческие ноги. Трусов он летом вообще не носил, надевал лишь сшитые теткой холщевые порты - просторные штаны на завязке, и рубаху.


Страницы: [ 1 ] [ 2 ]

Читать также в данной категории:

© Copyright 2002 Лимона. Все права защищены.