Рассказ №10744

     Сержанты гурьбой появляются в казарме - аккурат в тот момент, когда дневальный, стоящий у тумбочки, громко и вместе с тем неуверенно, срываясь на фальцет, кричит, глядя перед собой оловянными глазами:
     
     - На вечернюю поверку - становись!
     
     Из канцелярии бесшумно выходит капитан - командир роты молодого пополнения.
     
     - Первое отделение... второе отделение... третье... на вечернюю поверку... становись! - дублируя прозвучавшую команду, упруго бьют по ушам сержантские голоса.
     
     В роте молодого пополнения чуть больше полусотни парней - белобрысых и смуглых, миловидных и невзрачных; энергичных и тихих, неуклюжих и ловких, простоватых и смекалистых - самых разных, и у каждого из них за плечами уже есть своя, ни на чью другую не похожая жизнь, в которой были друзья и девчонки, подростковые жгучие тайны, обретения и утраты, мечты и планы, однако теперь - здесь и сейчас - это никого не интересует: они все - будущие солдаты, и это определяет их жизнь; состоит рота из двух взводов, в каждом из которых по три отделения, и к каждому отделению прикомандировано по сержанту, - таким образом, в каждом отделении по десятку будущих солдат, а в самой роте около десятка сержантов, включая двух сержантов - командиров взводов; командует ротой немолодой маленький капитан с каким-то серым, стёртым, совершенно не запоминающимся лицом, и каждому, кто на него смотрит, невольно кажется, что всё это - и офицерская форма, и командирская должность - ему давно и необратимо в тягость; зато сержанты, прикомандированные к будущим солдатам в качестве командиров-наставников, чувствуют себя на подъеме - сержанты ощущают себя превосходно, и истоки этого превосходства заключаются в той роли, какая им отведена: они, сержанты-наставники, половина которых этой весной уходит на дембель, по возрасту старше парней, только что призвавшихся, на полтора-два года, но здесь, в армии, этот отрезок времени в полтора-два года значит неизмеримо много, - у одних, повестками только что оторванных от мам, друзей и девчонок, всё только-только начинается, всё ещё впереди, и их армейское будущее зыбко и непредсказуемо, а другие, уже заматеревшие, смотрят на окружающий их армейский мир спокойно и уверенно, и эта спокойная уверенность присутствует буквально во всём - в несуетливо вальяжных либо четких, до автоматизма отработанных движениях, в понимающих взглядах, в жестах, в интонациях голосов, - между первыми и вторыми разница в возрасте практически ничтожна, но одни, одинаково стриженые, ещё одинаково неразличимые, кажутся мальчишками, мальчиками, подростками, в то время как другие, службу свою завершающие, являются мужчинами, - власть одних парней над другими в роте молодого пополнения жестко регламентирована Уставом, и вместе с тем эта власть - власть одних парней над другими - в разнообразнейших проявлениях повседневного сосуществования практически безгранична; вопрос лишь в том, кто и как этой властью распоряжается...
     
     - Рота, отбой!
     
     "Отделение, отбой!" - громко, словно друг с другом соревнуясь, властными голосами командуют одни парни, и другие парни, безропотно подчиняясь, торопливо, но еще недостаточно умело срывают с себя военную форму, суетливо укладывают её на стоящие перед кроватями табуретки, ныряют под одеяла, но едва они, оказавшись в кроватях, закрывают глаза, изображая спящих, как тут же звучит команда "подъём", и пацаны, торопливо с кроватей соскакивая, так же торопливо одеваются вновь, стремясь уложиться во время, отведённое для подъёма; всё это происходит неоднократно: пацаны, как бразильские обезьяны, прыгают между кроватями туда-сюда, но в этом нет ни "дедовщины", ни какого-либо изощрённого издевательства, ни глупого куража одних парней над другими - таким неказистым образом будущие солдаты постигают азы армейского существования: задача "карантина" - как можно быстрее перевести человека из состояния "гражданской расхлябанности" в состояние безоговорочного подчинения, добиться, чтобы каждый призывник в максимально короткий срок научился четко реагировать на приказания, чтобы он, вчерашний распиздяй, живущий по собственному произволу, обрел все необходимые навыки для последующей службы в части; о том, что последующая за "карантином" служба едва ли не с первых дней для многих превратится в ад, сержанты знают, а призывники - будущие солдаты - лишь догадываются-предполагают... "Отделение, отбой! . . Отделение, подъём!" - властно звучат в расположении роты сержантские голоса, и пока будущие солдаты, мелькая одинаково безразмерными - безобразными - трусами, послушно исполняют нестареющий армейский танец "отбой-подъём", капитан - командир роты - с двумя сержантами, исполняющими обязанности командиров взводов, тусклым невыразительным голосом подводит в канцелярии итоги прошедшего дня, намечает план действий на день грядущий, уточняя, где и чем должно заниматься каждое отделение; потом, пару раз неспешно продефилировав вдоль кроватей, на которых без малейших шевелений лежат укрытые до подбородков будущие солдаты, командир роты бесшумно уходит - покидает расположение казармы, и молодые парни в форме сержантов остаются в казарме полновластными хозяевами...
     
     В расположении роты гаснет верхний свет, и остаётся одно дежурное освещение - неяркий темно-синий свет, идущий от плафона, расположенного над выходом в коридор.
     
     - Ну, что - дрючить птенчиков будем? - вполголоса спрашивает у Артёма Юрчик.
     
     - Нет, - так же негромко - вполголоса - отзывается Артём. - Дрючить нужно за что-то... завтра, бля, вздрючим - на плацу. За плохое исполнение песни...
     
     - Добрый ты, Артём... очень добрый! Как мой дедушка, когда летом живёт на пасеке, - смеётся, подходя, Макс.
     
     - А чего мне злым быть? - флегматично отзывается Артём, пожимая плечами; он - не только дембель, но и самый старший среди всех сержантов по возрасту: до армии Артём успел отучиться почти два года на филфаке университета, откуда был отчислен в конце первого курса за систематические пропуски, и теперь в его планах - учёбу продолжить. - Злым я был, когда был "молодым". А теперь мне всё это - тьфу! Напишу на гражданке книгу - про службу свою... или, может, вообще - про армию... про всё это садо-мазо, как ты говоришь.
     
     - Хм! - Максим, вскидывая брови, изображает на лице приятное изумление. - Вообще-то, Артёмчик... ты, как будущий писатель, должен знать, что слова "садизм" и "мазохизм" имеют несколько расширительное значение, а термин "садо-мазо" имеет смысл более узкий и вполне конкретный, а именно: обозначает некий способ сексуального удовлетворения... ты что - хочешь написать об армии книгу сексологическую?
     
     На лице Макса изумление сменяется смятением - последнее слово он не произносит, а шепчет, для пущей убедительности округляя глаза... получается забавно.
     
     - Нет, - никак не реагируя на Максово ёрничество, невозмутимо отзывается Артём. - Я имел в виду первые слова - со значением, как ты говоришь, расширительным...
     
     - Фу-у-у! Успокоил... - Максим, с шумом выдыхая воздух, изображает на лице облегчение. - А то я уж подумал... даже страшно сказать, о чём я, Артём, подумал!
     
     - Макс! А тебе не кажется... - Артём, глядя Максу в глаза, добродушно улыбается, - тебе не кажется, что ты больше говоришь, чем думаешь - не именно сейчас, а вообще?
     
     - Дык... я же не будущий писатель, - Максим, улыбаясь в ответ подчеркнуто простодушно, пожимает плечами. - Это писатели мало говорят, а много думают, чтоб потом все думы свои, никому не высказанные, превратить в денежку, именуемую гонораром. А я - что? Я - парень простой, бесхитростный... я - вот он, весь на ладони! Я тебе, Артёмчик, что хочу сказать? Ты, когда свою книгу будешь писать, про меня напиши хорошо, - смеясь, говорит Максим. - А про Юрку напиши всю правду...
     
     - Как скажешь, - улыбается Артём.
     
     - Рота! - раздаётся в полумраке голос Юрчика - командира первого отделения. - Напоминаю: малейшее шевеление, и все шевелящиеся поступают в распоряжение дежурного по роте...
     
     Юрчик, говоря это, вопросительно смотрит на Максима, и Макс, всегда готовый пошутить-приколоться, понимает его без слов.
     
     - А если, товарищ сержант... - весело подмигнув Юрчику, Максим заметно повышает голос - говорит так, чтоб его могли слышать лежащие под одеялами будущие солдаты, - если, допустим, перед сном к кому-то вдруг придёт на свидание мадам Брошкина... тьфу ты! мадам Кулакова - придёт, начнёт выменем трясти перед глазами, начнёт завлекающее крутить пред глазами сочной, как персик, попкой... и - что молодому, полному сил парню следует делать тогда?
     
     - Парни остались на гражданке. А здесь армия, и сейчас здесь не парни - здесь будущие солдаты.


Страницы: [ 1 ] [ 2 ]

Читать из этой серии:

Читать также в данной категории:

© Copyright 2002 Лимона. Все права защищены.