Рассказ №8123 (страница 2)

     
     - Что я тебе сделал плохого? - не слушая Ваню, прошептал Ростик голосом, зазвеневшим готовыми пролиться слезами. - Почему ты меня не любишь? Потому что я трогал твою пипиську, да? За это ты не любишь меня? - слезы были уже на подходе.
     
     - Это у тебя пиписька. А у меня петушок, - поправил младшего брата Ваня, сделав, впрочем, это скорее машинально, чем осознанно и осмысленно.
     
     - Ну, хорошо, пусть петушок, - не стал спорить с Ваней маленький Ростик. - Ты за это... за это меня ненавидишь? За то, что я трогал... я трогал твою... твоего петушка? - в глазах Ростика уже стояли, готовые сорваться и покатиться по щекам, две огромные безутешные слезинки.
     
     Ах, если бы Ростик стал спорить или возражать... или хотя бы маленький Ростик стал оправдываться... но Ростик, совершенно не придуряясь, смотрел так пронзительно кротко, и столько неизъяснимого одиночества было в его широко распахнутых, на старшего брата устремленных глазах, что Ваня, старший брат, невольно растерялся, одновременно почувствовав всю бесконечную глубину своего несправедливого отношения к брату младшему...
     
     - Ростик... - растерянно прошептал Ваня, чувствуя безграничную жалость и вместе с тем горячую, вдруг подкатившуюся к горлу неистребимо нежную любовь к маленькому и такому беззащитному в своем одиноком горе Ростику. - Что ты выдумываешь, Ростик... кто тебе сказал, что я тебя не люблю? Ты чего... чего ты? Ростик... слышишь? Я люблю тебя... - Бедный Ваня, едва ли не впервые в жизни столкнувшийся с самым настоящим горем, растерянно захлопал глазами, не зная, как утешают людей в их безысходном и самом настоящем горе. - Ростик... - прошептал Ваня, чувствуя, как горе Ростика, словно инфекция, передается ему, и у него, у Вани - студента первого курса технического колледжа, уже тоже начинает предательски пощипывать в глазах. - Ростик... - жалобно прошептал Ваня, - я люблю тебя... слышишь? Люблю!
     
     Ах, как это важно - вовремя сказать человеку, что его любят! Ваня, конечно, не знал эту простую и в веках неоспоримую истину, но, имея доброе сердце, еще не успевшее очерстветь от безысходности жизни, Ваня, сам того не подозревая, безнадзорно и даже спонтанно сказал три, всего три волшебных слова: "Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ", - и Ростик... маленький Ростик, еще не веря в возвращающееся счастье, робко улыбнулся, глядя сквозь так и не сорвавшиеся с глаз слезинки:
     
     - Правда? Ванечка, это правда?
     
     - Правда, - прошептал Ваня, опуская глаза от защипавшего в них слова "Ванечка"...
     
     Мир возвращался - утреннее весеннее солнце снова светило Ростику... да-да, мой читатель, солнце светило именно Ростику - весеннее утреннее солнце щедро светило в окно, и было оно такое ласковое и такое теплое... впрочем, мой многоопытный или, наоборот, неискушенный читатель, может быть, ты даже знаешь сам, как тепло становится в этом бесконечно индифферентном мире, когда тебя любят! И Ваня... Ваня любил Ростика, любил по-прежнему и даже, быть может, еще крепче... и разве Ваня, который его, Ростика, любит и который об этом сам только что Ростику сказал, теперь сможет ему, маленькому Ростику, отказать хотя бы одним глазком еще раз взглянуть на свою большую пипиську... петушка, - мысленно поправил себя Ростик. И если Ростик провинится, то почему Ваня не должен его, Ростика, наказывать? Очень даже должен, если Ростик провинится... просто нужно узнать у Вани, что можно делать, а что делать нельзя - за какие проступки Ваня будет его, Ростика, наказывать... и тогда, если он, Ростик, провинится...
     
     - Я тоже... тоже тебя люблю! - прошептал, улыбаясь, маленький Ростик.
     
     - Ну, и всё, - неизвестно к чему проговорил Ваня, и проговорил это даже чуть грубовато, но напускная эта грубость уже не могла обмануть чуткое сердце маленького Ростика: Ванечка, старший брат, его, Ростика, любил, и он, маленький Ростик... он был счастлив.
     
     - Ваня, я пошел одеваться. Спасибо, - уже легко и почти беззаботно проговорил Ростик, выскакивая из-за стола. "Спасибо" маленький Ростик говорил всегда, когда вставал из-за стола после еды, - так его научила мама.
     
     И Ваня тоже всегда говорил, из-за стола после еды вставая, "спасибо" - маме или в гостях. Но сейчас Ваня сам был за старшего, и потому говорить "спасибо" было некому. Ваня прошел вслед за Ростиком в детскую, - уже сняв домашние шорты и футболку, маленький Ростик в белых трусиках-плавках стоял к Ване спиной, наклонившись над своим ранцем... Маленький Ростик, конечно, был еще маленький... и в то же время уже совсем не маленький - белые трусики врезались в ложбинку, образовавшуюся при наклоне между чуть раздвинувшимися под трусиками круглыми булочками, и Ваня, невольно это отметив и даже непроизвольно задержав на обтянутой трусиками попке взгляд, вдруг почувствовал, как у него шевельнулся... нет-нет, нетерпеливо ждущий чего-то этакого мой многоопытный или, наоборот, неискушенный читатель, уже, наверное, успевший подумать, что вот сейчас-то и начнется здесь вакханалия и даже оргия между братом старшим и братом младшим, - ничего такого-этакого сей же час не началось, да и у Вани шевельнулся не готовый поклевать Ростика в попку петушок, а шевельнулся актуальным педагогизмом овеянный и вполне имеющий право быть вопрос: может ли он, Ваня, Ростика наказывать? Ну, то есть, серьезно наказывать - в смысле: ремнем... или, к примеру, ладонью - ладонью по попе... да, в этом смысле - в смысле буквального наказания... если Ростик когда-нибудь провинится... и за что его, Ростика, можно наказывать? - подумал немножко растерянно Ваня, еще сознательно не вкладывая в слово "наказание" тот самый смысл, о котором мы говорили выше, но уже где-то на периферии своего шестнадцатилетнего сознания смутно чувствуя, глядя на обтянутую белыми трусиками аккуратную попку Ростика, какой неоднозначный смысл одновременно со смыслом педагогическим несет это многофункциональное коварное слово "наказывать"... ладонью - по попе, трусики для пущей убедительности приспустив... может он, Ваня, так делать? или - нет: не может? Можно, конечно, и через трусики... через трусики ладонью отхлопать - наказать... но лучше... лучше, конечно, без трусиков... да, без трусиков - ладонью по попе... да по попе - именно по попе, по голой попе! - может он, Ваня, Ростика отхлопать? Или - не может? Стоя сзади наклонившегося Ростика - глядя на попку наклонившегося Ростика, Ваня мучительно думал... и вот, пока Ваня немного растерянно все эти думы думал, безнадзорно глядя на попку не такого уж и маленького Ростика, в этот самый момент...
     
     Так и хочется сказать... нет, даже хочется воскликнуть: произошло чудо! Ну, то есть, лёд тронулся, и тронулся в нужном направлении: "непроизвольно глядя на попку не так такого уж и маленького Ростика", шестнадцатилетний Ваня... и - дальше! дальше! - шестнадцатилетний Ваня вдруг почувствовал, как член его стал стремительно подниматься... ах, разве это не чудо! Не знаю, читатель, как ты, а я уже вообразил и даже представил: наклонившийся, словно готовый на всякие вольности, Ростик... его чуть разошедшиеся, гостеприимно раздвинувшиеся под трусиками булочки... сзади него, призывно наклонившегося, стоит Ваня, шестнадцатилетний студент технического колледжа, и - никого нет дома... как там Ростик у него, у Вани, спрашивал? Когда он, то есть Ваня - любимый старший брат, будет его, маленького миловидного Ростика, факать? Ну, так в чём же дело? Как говорится, хуля ждать? Время многотомных сюжетов и прочих многодневных эпопей безвозвратно ушло... а если так, то - без всяких задержек и прочих малоприятных остановок - вперёд, вперёд и только вперёд... ну, то есть, в зад: "непроизвольно глядя на попку не так такого уж и маленького Ростика", шестнадцатилетний Ваня... ах, какие упоительные картины могли бы последовать дальше! Весеннее утро, Ваня и Ростик, дома - никого... разве ж это не чудо? - спрошу я тебя, мой читатель. - И разве не должны здесь последовать всякие упоительные сцены? Должны, еще как должны! И ты, мой читатель, уже ждёшь - уже, я думаю, предвкушаешь... но! - я не склонен, мой бесконечно доверчивый читатель, наводить разную мистику и разводить, по инструкции в нужных пропорциях дозируя, прочее приворотное зелье, каким не без успеха в нашем сказочном городе N торгуют оба магазина "Интим" - один для бедных, а другой для богатых; и уж тем более, мой многократно обманутый и все равно неизменно доверчивый читатель, я не склонен уповать на всякое чудо еще и потому, что мы оба прекрасно знаем, что можно, конечно, высокодуховно размахивать кадилом перед самыми принципиальными представителями ума, чести и совести лагерной эпохи, нашедшими в себе духовные силы быть перманентно у стола с икоркой и прочими незамысловатыми яствами всю сознательную и даже пьяно бессознательную жизнь, но ведь мы знаем и то, что при всех этих высокодуховных размахиваниях неугасимой лампадой тайные осведомители Особо Внутренних Органов не уходят в отставку со своих вечно боевых постов, каких бы высоких и даже духовных санов они не достигали в своей многотрудной жизни, и потому... потому, мой читатель, я не верю в чудо так же, как ты не веришь во всякую прочую мистику, распространяемую в магазинах "Интим" всем без разбора - и бедным, и богатым, куда, скажем уж к слову, в поисках высокохудожественной духовности нередко заходят дефективные дети, предварительно - для пущей духовной уверенности - собираясь в лысые стаи на своих пыльных городских окраинах... да, заходят: рассматривая разнокалиберные резиновые фаллосы и прочие незамысловатые вагины, заботливо и даже композиционно разложенные на витрине, обеспокоенные дефективные дети поглубже засовывают в карманы брюк запотевающие ладони и, напряженно одухотворяясь, грезят о несбыточном и даже чуть-чуть фантастическом, любя и одновременно ненавидя эти счастливые фаллосы, вольготно расположившиеся под стеклом витрины в окружении недоступных вагин, а также других, не менее прекрасных имитаторов мужского хозяйства, - и не в этой ли потной любви-зависти, порождающей горячую ненависть к счастливчикам, рождаются первые потные потуги махровой гомофобии? Право, здесь есть над чем подумать, но я сейчас не об этом - мы, мой читатель, говорили о чуде, а точнее - о возможности чуда: "непроизвольно глядя на попку не такого уж и маленького Ростика", шестнадцатилетний Ваня... так вот, мой читатель: история наша, конечно же, глубоко сказочная, но, право, не до такой же степени она сказочная, чтобы верить в чудо и на него, на чудо это, уповать... да и кто, скажи мне на милость, сегодня верит в чудо бесплатно и бескорыстно? За всякое чудо надо платить, а мама хотя и оставила Ване деньги, но оставила она их для Вани и маленького Ростика на их более неотложные нужды, а не на всякую дребедень... нет, мы не верим, как ни крути, в разнообразные сверхнадземные силы, и потому... потому - никакие безнадзорные сцены и прочие весенние оргии в "детской" комнате в то утро не начались и даже не случились! Как ни пресно это воспринимать, но никакого "вперёд!", то есть в зад, на потребу нашему разыгравшемуся воображению в это утро не произошло... и, тем не менее, случилось нечто, похожее на чудо, но поскольку своё отношение к чудесам я уже высказал, то спишем все на простое невинное совпадение - из числа тех совпадений, что порой случаются даже в сказках... Ты спрашиваешь, нетерпеливый мой читатель, что с чем совпало? А вот: в тот самый момент, когда Ваня без всякого позитивного результата подумал, за какие такие прегрешения он, Ваня, может Ростика наказать, при этом еще даже не вкладывая в слово "наказание" потаённый смысл банального совокупления, в этот самый момент Ваниного безрезультативного думанья маленький Ростик разогнулся и, бесхитростно повернувшись к Ване - вместо попки явив уже очень даже обтекаемый белыми трусиками бугорок, чуть застенчиво произнес, с безоглядной доверчивостью глядя в безнадзорно задумавшиеся Ванины глаза:


Страницы: [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ]

Читать из этой серии:

Читать также:

© Copyright 2002 Лимона. Все права защищены.