Рассказ №806 (страница 4)

     Раздался шум поддержки.
     Кто-то из наших пнул меня в ногу, в смысле: "давай, работай, - дамы хотят". И я сказал:
     - Обычно говорят "я хочу выпить за:", но я хочу не только выпить. Я хочу поднять тост. Хочу сказать, потому что это мой способ передать то, что я чувствую. Именно способность переживать чувства, большие чем ощущения делает жизнь человека прекрасной и именно способность разделять чувства делает человека человеком. Я так сейчас считаю.
     И сейчас я чувствую, что здесь нам рады и, может быть это первая ступенька новых прекрасных чувств, к которым человек вечно стремится. Так, что мой тост - за прекрасные чувства, которые нам суждено испытать в этой жизни.
     Пауза, наполненная общим молчанием, лопнула чьим-то робким "а стихи?".
     - Стихи будут такие: не слишком известные но, может быть просто соответствующие сегодняшнему настроению:

     Чувства.
     Они
     Во мне -
     Как огни,
     Как с нег в снег,
     В ветра вой.
     Я - ветру - свой.
     Ты - свет глаз.
     Как газ
     Неощутим покой.
     В чувств токе тела нет.
     Лишь слово.
     Взгляд.
     Свет.

     Напряженной до мурашек кожей я чувствовал, как Тина вслушивается в эти слова, зная подлинный, главный их смысл, отзываясь, как отзывается струна, тронутая смычком. По взглядам и жестам тех, кто сидел передо мной я понял, когда она вошла, не в силах больше терпеть перепонку двери. Желая видеть.

     Заглотил. Выдохнул. Схватил колбасу. Мне была, в общем-то, безразлична реакция остальных, потому что Тина уже обожгла моё ухо шепотом лукавого "браво!".
     Ну, ты даёшь! - раздался возглас мордастой, сопровождаемый выразительным округлением глаз, - ведь, слова просто, а как пронимает! Ты ж талант!
     Ага, - подключился Макс, - он однажды инструкцию к лекарству прочитал, так пол-зала рыдало! А вторые пол-зала - тошнило.
     Дружный хохот вывел компанию в привычное русло.
     Я сел на тумбочку и уступил Тине свое левое колено. Хотя, больше сесть было и некуда.
     Полу-стакан водки лопнул в пустом желудке облаком блаженного тепла. Жуткий голод пригнул меня к тарелке. Тина, наблюдая, как в меня проваливается пища, многозначительно улыбалась.
     Поддавшись канючащим интонациям хозяек, Валерка ритуально протёр свой футляр, с которым он будто дипкурьер, не расставался даже в сортире и извлёк гитару - баснословно дорогое детище какого-то папы Карло. Коснулся колков.
     Вечер логично развивался.

     Она успевала всё: болтать с подружками, придумывать небылицы о том, где она только что была, делать два комплекта бутербродов (для меня - вдвое толще), подпевать, перекидываться бумажками и бутылочными пробками, а главное - постоянно и бескомпромиссно чувственно прикасаться ко мне. Я же сидел молча, одеревенело трамбуя пищу в желудок, и бессмысленно-преданно-благодарно глядя на Тину. Только на неё.
     Водка кончилась.
     Сама массовость мероприятия препятствовала реализации его потаённых, но несомненных целей и народ воспользовался поводом.
     - Все на волю. Дождь кончился. Проветриваем здесь. Тарелки с собой. Дайте сигаретку, кто-нибудь.
     - Пойдём, там, наверное, хорошо, - предложила Тина.
     Пахло почему-то ломаной помидорной ботвой.
     Ботаническая свежесть вечера дала мне повод достать спортивную куртку, и, надев её, завернуть в полы заодно и Тину, нежно прикасаясь к ней, прижимая к себе, поглаживая незаметными глазу, но безошибочно ощущаемыми кожей движениями пальцев.
     Потом, высвободив одну руку, я попытался нащупать в кармане куртки пачку предметов, купленных как сигареты. Наконец удалось вытянуть одну зубами. Настала очередь зажигалки. По двору уже плясали огоньки. Разбившись на пары и группы, народ исповедовал ритуал курения как способ общения.
     Ловкие пальцы Тины перехватили сигарету
     - Дай мне.
      "Она курит!" - удивился я. Ответам моим мыслям прозвучало возмущенное: - "Где ты взял эту гадость?".
     Через минуту она вернулась с початой пачкой благословенного "Ту".
     - Прикури мне, милый.
     "Поплывший" от нежной неожиданности такого обращения, я долго вертел сигарету, определяя нужный конец, насиловал колёсико зажигалки, забыв её принцип действия, короче - выглядел абсолютным болваном.
     Нормальная (поправка на время, прим. автора) сигарета была квинтэссенцией духа блаженства, снизошедшего на меня. Жадно испепелив её на треть, я осознал ошибку, и потянул сигарету Тине: - Извини, увлёкся.
     Она смотрела на меня с искорками беззвучного смеха в глазах.
     - Какой ты хороший, милый. У тебя всё-всё, что ты чувствуешь - написано на лице вот-такенными буквищами. Ты ведь никогда не сможешь меня обмануть.
     Сигарета веселым светляком металась в её руке.
     Тина коснулась её губами и, чуть затянувшись, вернула: - "Докуривай".
     - А ты?
     - А мне хватит. Я это для того, чтобы ты, если вдруг захочешь меня поцеловать, не рванул бы зубы чистить.
     Мы смеялись. Это были минуты бездумного счастья, когда всё кстати, недостатки невидимы и будущее ещё не задало свои неизбежные вопросы, начинающиеся словом "как?", пробуя на зуб наше "мы".
     Потом я привлёк Тину к себе и проверил правильность её предположений, всё больше и больше увлекаясь.
     Через пару минут нам стало ясно, что главный вопрос текущего момента - "где?".
     Стало в крайней степени необходимо остаться одним. Совсем.

     В каждой комнате, куда мы пытались сунуться в поисках убежища, уже происходило что-нибудь с чьим-нибудь участием. Во всех трёх общих палатах - спальнях продолжалась раздробившаяся вечеринка, у сдвинутого в сторону стола под хрип магнитофона попарно шевелились танцоры. Обиженные отсутствием партнеров лишние студентки горестно звенели посудой в хозблоке.
     Тина выхватила из-под своей кровати небольшую сумку, что-то быстро туда сложила и вернулась в коридор.
     - Пойдём, милый, - горячо прошептала она.
     Торжественно, медленно и молча мы шли по пустынному неосвещенному посёлку. Временами я останавливался, подхватывал Тину на руки и нежно долго целовал. Так сохраняют огонь, давая ему достаточно пищи для жизни, но, не превращая в бушующее пламя. Тина осторожно останавливала меня, и вновь, молча увлекала в темноту.
     - Посвети, - попросила она у лестницы, ведущей в вагончик-бытовку. Легко отыскала ключ, открыла и, отобрав у меня зажигалку, исчезла внутри.
     - Подожди немного, - вновь повторила она, шутливо копируя интонации и позы нашей недавней незнакомости. Казалось, что эти воспоминания отстоят на полжизни, пусть это и были события сего дня.
     
     Настала моя очередь озябнуть. Время скисло. Спутник полз между звезд с проворством асфальтоукладчика. Событий не было. В эти секунды мозг переключается на особую внутреннюю жизнь, в которой яркие пятна воспоминаний вытягивают гибкие щупальца фантазий. Сладостен миг первого живого воспоминания, когда тело ещё согласованно дополняет картину памяти эхом ощущений, когда острота ещё не стёрта наждаком повторений и свободна от допридуманного.
     Полная тишина, незаметно воцарившаяся в бытовке, выудила меня из грёз. Окошко затеплилось живым светом.
     - Тина! - позвал я, отворяя дверь.
     - Аушки!?
     Точность родного языка восхитительна. Я бы не взялся перевести, объяснить иноземцу, всю многослойную полноту этого произнесённого в полутьме короткого слова.
     На топчане, застеленном чистой домашней простыней сидела, подобрав под себя колени, тонкая, странно-незнакомая Тина. Новое для меня тёмное шелковое платье мягко поблёскивало в метнувшемся свете толстенькой свечи, источавшей пряный аромат. Тонкие обнаженные руки порхали вокруг её головы, волнуя широким деревянным гребнем волосы.
     Я встал на колени перед низким топчаном и, жадно обхватив Тину руками, прижался лицом к её груди. Руки прервали на миг порхание и ожили снова, предлагая игру. Интуитивно угадывая её изменчивые правила, я стал тихонько касаться губами обтянутых шелком коленей, плеч, лодыжек, запястий, её желанной груди, пока только сбоку и сверху, стараясь пока не задевать соски. Поцелуи становились всё продолжительнее и жарче, и вот уже её руки упали, выпустив гребень, накрыли горячими ладонями мои плечи, пробежали по шее и затылку. Тонкие пальцы окунулись в волосы. Наэлектризованный шелк, казалось, потрескивал вздыбленный твёрдыми бутонами сосков.


Страницы: [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ]

Читать также:

© Copyright 2002 Лимона. Все права защищены.