Рассказ №3004 (страница 2)

     А так, баню я топлю, и мою там пол, ничего. Вроде бы моя обязанность.
     Вот и вчера. Натопила, все приготовила и к Анютке. Ее Леха недавно видик купил и классные фильмы часто привозит. То да се, когда на часы взглянула - восемь. Мои уже час как помыться должны а я шляюсь неизвестно где. Кулема. Бегом, бегом, а дома никого. Ушли что ли куда. Нет простыня на постели не смята, а они обязательно после бани отдыхают.
     Угорели! Батюшки светы, как моя бабушка говорит!
     До бани добежала, а крикнуть ничего не могу. В горле как...
     В окно...
     Живые!
     Чуть не заревела от радости. Живые вы мои.
     
     Сколько я помню, мы всегда вместе мылись. Папка, мама и я.
     Когда я малюсенькая была, это было самой большой радостью. Раздеваемся в предбаннике и все такие веселые. Папка обязательно нас по попкам пошлепает, пощекочет. Мамулька, так прямо заливалась от смеха. Здорово, когда немножечко померзнешь голенькая и в жаркое тепло. Я сразу наверх, а потом сразу вниз. Согрелась и мыться. Ух как хорошо. Особенно когда мылят, мылят, мылят... У папки рука большая уютная. Мылит и мылит без всякой мочалки и меня и маму. Кругом горы пены, айсберги. И, где-то там, движется невидимая мочалка. Мамуля даже постанывает от удовольствия и закрывает глаза.
     Даже когда в них мыло не попадает. Ох уж это мыло. Насколько я его любила, настолько и ненавидела. В детстве оно было такое лазучее, так и норовило залезть в нос, или еще хуже в глаза. Папка научил меня тому, как глаза надо закрывать, но сильно не зажмуривать и тогда оно не страшно. А если намыленный палец совать в ноздрю, а потом в другую, то не будет слякотного насморка. И я старательно совала, набирала в нос воды и фыркала как китенок.
     Мама всегда так смеялась, может еще и от того что, папка ее гладил. Чаще чем меня и украдкой. Наверно чтобы мне было не завидно. А я великодушно не замечала этой несправедливости, ведь мама у меня такая красавица. Мне все равно было чуточку завидно. У нее такие красивые груди с темными упругими сосочками. И удивительные, чудесные волосы внизу живота, в том месте которое называется странным именем "лобок". Я была настолько умной, что не удержалась от вопроса.
     -А что, лобком думают?
     Потом, когда впервые меня повезли в цирк, услышала такой же дружный, заразительный хохот всего зала.
     Мама не упала со скамейки только потому, что сзади был полок. Папа пришел в себя намного раньше и спас ребенка от чего то неминуемого...
     -Точно, некоторые думают только этим местом.
     -Папа шутит, дочка. Это, наверное, потому, то похоже на лоб.
     В голосе мамы была напускная строгость. Я не нашла никакой схожести, но дипломатично промолчала. Однако разбуженное любопытство требовало выхода, и я упрямо продолжила.
     -А если не думают, зачем там волосы?
     Бог дал терпения моим предкам и я услышала вполне приемлемый ответ.
     -Когда ты станешь большой, у тебя вырастут такие же красивые волосы, как у мамы.
     -А это тоже вырастет?
     Подобный вопрос сразил бы любого мудреца, но не моего папу. Мне показалось, что сейчас он заплачет, потому что в уголках его глаз показались слезинки.
     -Это бывает только у мальчиков, - сказал он, мужественно справившись с приступом смеха, - сначала так же как у тебя, он без волосиков, а потом вокруг вырастают волосы. Этим мальчики и отличаются от девочек.
     Эти ответы настроили меня на прекрасный лад. Я шлепала папу и маму по попе веником, когда они так хорошо лежали рядышком на полке, потом шлепали меня. Злобно шипел пар. Но я нисколько его не боялась. Это не мыло. Потом меня окатили водой из тазика и я счастливая и распаренная обхватила горячие мамины ноги и, прижавшись носом к этому самому лобку, потерлась носом о влажные волосики призналась...
     -Мамочка, я так люблю тебя. И твои волосики.
     А когда, папка нес меня, закутанную, домой я чмокнула его в щеку и сказала.
     -Я тебя тоже очень, очень люблю. Но маму больше, потому что она красивая и у нее такие волосики...
     И почувствовала, что засыпаю... А наверху качались в такт папкиным шагам большие, с горошину звезды. Качались, качались, качались...
     
     
     А вчера тоже были звезды. Крупные, отборные. Теплый сентябрь - бабье лето. Ненавижу слово бабье. Бабье, это когда сплетни, а лето тут не причем. Но я на них не смотрела, на звезды. Ну, взглянула бы разок и домой. Все в порядке чего еще. А я смотрела...
     Мы вместе не мылись уже года два, а может больше. В смысле всей семьей. А все волосики. Они и вправду стали расти. Не обманули меня мои мамочка с папочкой. И грудь тоже стала расти. И мне стало стыдно. Я никому не болтала, что моюсь с мамой и папкой, но почему-то стала стыдиться. Даже подумывала срезать эти растущие внизу живота волосы. А груди куда? Я не могла поднять головы, когда мылась, а прикосновения папкиных рук, такие желанные когда то, стали пыткой. Казалось, меня пронзают электрические разряды. Он то не изменился- папка и папка. А я жутко стеснялась. Как то раз я сообщила им, что уже помылась, до них. Предки переглянулись и ничего. Раз и навсегда заведенный порядок изменился...
     
     И вот теперь я видела их заново. Как говорят в новом свете.
     Папка сидел поперек лавки, широко расставив крепкие, волосатые ноги по обе стороны, а мама. Я даже не сразу узнала ее в женщине сидящей у него на коленях и обхватившей его ногами. Она вытворяла нечто невообразимое, извиваясь в его объятиях. Они целовались как безумные. Целовали все подвернувшееся уши, щеки шею, глаза. А потом, словно найдя друг друга, просто впивались друг другу в рот.
     На меня точно столбняк напал. Не то чтобы мои предки должны быть монахами, но представить, что родители могут заниматься Этим, я в то время не могла! Как то не готова была. Мне даже казалось, что мама меня рожала как-то особенно. Например, отрезали у нее кусочек мяса с попки, это там, где у нее маленький шрамчик был, положили в стеклянную колбу и я выросла.
     
     Когда Анютка рожала, все было ясно.
     Леха ее еще до свадьбы объездил, и в загсе она уже с животом стояла. Так то Леха. У него и ноги как у слона и бугор под ширинкой никаким галифе не прикроешь. Точно - жеребец. Производитель, одним словом. Откровенно наплевав на деревенских, после свадьбы Леха занимался сексом не только поздно вечером, но и утром. С петухами. А когда еще поднимается лучший механизатор.
      Но, похоже, что у него поднимался еще раньше. Потому, что петухи еще прочищали горло, а Анюточка уже выводила свою стонущую со всхлипами песню, потом раздавался торжествующий львиный рык, в который вплеталось прерывистое с переливами Анюткино "А-й-а-а-а-а. А-аа. А-аа".
     В этом и выражалось открытое наплевательство Лехи на деревенские обычаи, когда аналогичное действо происходит втихаря, после обильного возлияния и под звуконипроницаемым, стеганым одеялом.
     Замешкавшиеся петухи, еще какое то время решали, что лучше, воспеть приход зари или сразу бежать топтать кур, которые поаппетитней. И поэтому дежурное кукареку было каким то смятым - невыразительным. Наконец, неуверенные соло деревенских будильников сливалось в слаженных хор. И, под его пение, из ворот лехиного дома выплывала буренка. У калитки вырисовывалась возбужденно- розовощекая Анютка и проходящий по обочине Кириллыч как то сразу подбирал живот, лихо щелкал кнутом и обязательно подкручивал совсем побелевший ус, мол могем!
     Но красовалась Анюточка совсем не для него и уж тем более не для баб провожающих стадо. С высокого крыльца сходил хозяин дома, то есть Леха, степенно шагал к калитке, протискивался в нее. Причем ему обязательно мешали груди Анюточки, о которые он терся могучем торсом, чего то ворчал ей на ухо и шлепнув для порядка по аккуратной попочке благоверной выходил на широкий фарватер улицы. И САМОЕ НЕВЕРОЯТНОЕ заключалось в том, что самые злые кобели деревни, завидев его, молчали!
     
      Леха, Анютка тут все понятно. Конечно меня мама не в капусте нашла. Но рассудок отказывался верить, что я вылезала трудно и больно. Выдавливалась, как паста из тюбика, из моей мамы. Уж лучше аист. А тем более папка такой уравновешенный и совсем домашний мог "петрушить" маму, как этот бык производитель Леха свою Анютку. И потом, раз детей у них не было, значит, они этим больше не занимались! Или я чего-то не понимала.
     
     Глава 2.
     Я смотрела в окошко бани, и мне казалось, что это все-таки Леха с Анюткой. Нет же, нет. Я как назло и окошко помыла. Мне хорошо было видно, что моя Ма сидит совсем не на коленях. Господи, не в воздухе же она висит. Она же... Это проклятое "то, что есть у мальчиков" не давало ей опуститься попочкой на скамью перед папкой. То, что я трогала в детстве без всякой задней мысли, намыливала даже не задумываясь о предназначении, ох...


Страницы: [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ]

Читать также:

© Copyright 2002 Лимона. Все права защищены.