Рассказ №1798 (страница 4)

     ДНЕВНИК ДЕЙДР
     Мне ничего больше не остается, как пойти к Эвелин и все рас-сказать ей. Я не решаюсь предать это бумаге хотя чистые страницы только лишь скроют мою слабость. Но кроме Эвелин мне некому довериться. Ричард привел домой своего друга. Это был юноша его возраста, приятной наружности и с хорошими манерами. Поэтому я и решила, что он милый юный джентльмен. Ах, как обманчива бывает внеш-ность! Ричард спросил у меня, может ли его друг остаться у нас на ночь. Я согласилась. Эми отошла ко сну около десяти часов. Боюсь, что ее слишком увлек собой Джереми, который несомненно очарова-телен... Но я не могу рассказать ей о том, что произошло, и я не могу поэтому ее предупредить. На самом-то деле я должна винить только себя саму за глупое поведение. Меня настолько "развлекла" упоенная болтовня Ричарда и его приятеля, и я настолько позволила себе расслабиться за вином, что не заметила, как проходит время. В моем возрасте, конечно же, очень легко вообразить себя спо-собной преодолеть дистанцию между зрелостью и юностью, представить себя моложе своих лет. Особенно если тебе слегка льстят, так, как мне льстил Джереми, который взял на себя труд наполнять наши бокалы. Жалею, что по своей невнимательности я это ему разрешила. Он сказал, что я красивее его собственной мамы, а я ответила ему на это, что так говорить не следует хотя и почувствовала (как, я уверена, почувствовала бы на моем месте любая женщина) компли-мент. Мы разговаривали вполголоса, потому что час был уже поздний. Я несколько раз пыталась заставить себя встать, но меня одолела какая-то истома, столь часто служившая мне весьма дурно. Наполнив мой бокал в пятый или в шестой раз (к тому времени я совсем потеряла счет), Джереми осмелился устроиться рядом со мной на шезлонге, а Ричард в это же время выказал мне свою преданность, расположившись у моих ног. Разговор, как говорится, порхал (и с моей стороны был, вероятно, непростительно игривым), и я не могу вспомнить, о чем шла речь, когда Ричард внезапно пробормотал: "Он хочет поцеловать тебя, мама", а я только и спросила: "Что?" вместо того, что бы дать прямую отповедь, которая подействовала бы намного лучше. Я вдруг нашла, что все слова, рождающиеся у меня в голове, никак не могут слететь с моих губ, которые дерзкий юнец тут же начал пробовать своими. Признаюсь, что от изумления я не смогла даже пошевелиться, чтобы избежать того поцелуя, который явно свидетельствовал о страсти. Я вспоминаю сейчас, что только слегка подавилась от изумления, но уже тогда, когда рот Джереми уже полностью покрыл мой, в то время, как Ричард, к моему крайнему замешательству, положил свои руки на мои ноги, а потом начал их обнимать под юбкой.Я так боялась того, что Джереми заметит этот его грубый жест, что сразу же резко отодвинулась от них, хотя и не смогла этим помешать дружку Ричарда и дальше покрывать жаркими поцелуями мою шею. Я никогда не отдаюсь во власть настроения. Даже в крайних случаях с Филиппом, я никогда не поднимала голос, но всегда говорила спокойно и даже холодно. На этот раз я выдавила из себя некоторое возмущение (не совсем привычное), которое привело их, кажется, в некоторое отчаяние... Утрированное, конечно же, тем, что они сейчас же заявили какой Джереми глупый мальчик. Я сказала им, что отправлюсь спать, не осмелившись признаться себе в том, что Джереми трогал мою грудь, когда целовал меня. Тем более я не решилась сказать им об этом прямо. Мама, останься, пожалуйста, и поговори с нами еще, попросил Ричард. Но с меня было уже довольно, и я заметила, что все это дерзко и непотребно, а потом ушла, уже сверху прикрикнув, что всем пора спать. Мне казалось, что я оставила их сидеть если не в стыде, так в смущении. Такова человеческая простота. Они о чем-то шептались, и я подумала, что они обмениваются виноватыми репликами или даже спорят о том, что произошло. Добравшись до своей комнаты, я закурила сигарету и бросилась на кровать, роняя пепел прямо на пол. Эта небольшая деталь меня утешает как подтверждение того безответственного глупого состояния, в котором я была. По крайней мере, я не дала злобе овладеть мной в той степени, в которой этого можно было ждать. Я слаба. Я всегда оправдываю других. Чем же еще можно объяснить и мой брак, бесплодный во всех смыслах! Если бы я смогла заглянуть в свою душу, то я бы нашла там слова о том, что все люди в точности похожи на меня. Именно здесь кроется уличающая ирония того, что произошло со мной той ночью. Не знаю, какое обрамление можно отыскать этим строкам, но с моей стороны трусостью было бы не сделать этого вовсе. Потушив недокуренную сигарету, я избавилась от платья, панталон и сорочки, обнажившись до чулок и пояса, и принялась расчесывать волосы, хотя делала это, скорее, по привычке, потому что меня шатало. Пол плыл под моими ногами, несмотря на то, что мне совсем не хотелось спать, и я, более того, ощущала слабый зуд желания в хитром месте, который, впрочем, неудивителен для нормальной женщины. Моя голова шла кругом. Ищу ли я себе опять оправдания? Воз-можно, что да. Дверь распахнулась, и я поневоле обернулась навстречу. Прежде, чем я могла опомниться, она захлопнулась и появились, к моему всему, что вам будет угодно, Джереми и Ричард, голые, с торчащими членами, с раскрасневшимися от боязливого азарта лицами. Ах! Как вы СМЕЕТЕ! проговорила я, кажется, потому что они сразу же накинулись на меня. Ричард обхватил меня за талию и прижал к моему животу свой набухший бугор, упрашивая меня молчать, чтобы не услышала Эми. Я задыхалась, я забилась у него в руках, как дикая, но все было бесполезно. Джереми занял пост позади меня и, прижимаясь концом к моим нижним щекам, пресекал все мои усилия вырваться на свободу. Боже правый, с какой легкостью пошло теперь мое перо, как только я вполне дала ему волю! Идите вон! Вон отсюда! Боже мой! стонала я, пока Ричард пытался меня поцеловать. Их мальчики ходили, терлись взад и вперед, возбуждая меня помимо моей воли, и без того ослабленной мыслями и вином. Джереми схватил меня за руки и прижал их к бедрам, работая своим шишаком у моих щек, а Ричард в это же время пытался пролезть ко мне под куст. Пожалуйста, мама, дай нам, дай, пожалуйста, задыхался при этом Ричард. Тогда я неожиданно сама для себя закричала. Это был, полагаю, последний крик моего отчаяния. Мама! Что такое? послышался голос Эми откуда-то из-за дверей, кажется, из холла. Я... я... наступила на шпильку! Иди спать! отозвалась я, отдаваясь, как можно понять, на волю их вероломства. Они поняли, что я больше не посмею кричать. Вся моя борьба оказалась ни к чему, и я вскоре очутилась спиной на кровати: Ричард держал меня за плечи, а я в это время шепотом молила его. Я пыталась брыкаться, но Джереми схватил мои ноги, взял их себе под мышки, а потом развел, упав на меня и втыкаясь в мое гнездо. Я дергалась. Я царапала Ричарда. Все напрасно. Мальчик про-скользнул в меня. Сначала я, старик, ее в...бу, а потом давай ты, прохрипел Джереми. РИ-ЧАРД, прошипела я, потому что Джереми здесь как раз вошел уже весь. Боже мой, эта жалящая сладость отвердевшего жезла, пульсировавшего в моих сомкнутых недрах! Нет, ах, нет, нет, нет! услышала я свой собственный стон, свой крик, который, впрочем, остался только лишь моим горячим дыханием во рту Ричарда... Жезл Джереми так и ходил туда и обратно не поспешными толчками, как можно было от него ожидать, а медленно и равномерно. Он явно был здесь за старшего: наставником, к тому же, как я подозреваю, уже женатым. Я кончила помимо своей воли. Я пролилась почти сразу же, замаслив его конец. Она дошла старик, отпусти ее теперь. Теперь она вся моя, выпалил Джереми. Бог мой, если бы они удерживали меня все время, пока это продолжалось! Тогда бы я могла, по крайней мере, остаться с чистой совестью. Но нет. Ричард отошел, а Джереми навалился на меня всем своим телом. Я роптала, я пыталась шептать что-то, но он уже тоже овладел моим ослабевшим ртом и уже жалил меня своим языком, выдыхая свои похоть и наслаждение. Именно здесь я переступила черту, которая должна была означать мое молчаливое согласие с этим скверным действием. Работа наших губ была тяжкой, она рождала мягкие шлепающие звуки, которые обозначают рты и обнаженные тела, забывшиеся в безумном союзе. Это продолжалось что-то около часа, томительно долгого часа, из которого я помню только мозаику событий, мерцавшую в темнеющей комнате. Я стонала, я дергалась, я всхлипывала... Но я все же не сказала ни слова, я не ответила ни на одну грубость их мужского разговора и осталась мягкой и готовой ко всему игрушкой этой пары, по очереди увлажнявшей мое гнездо. От Джереми я, собственно, и слова не дождалась. Они говорили обо мне между собой, каким-то странным образом усиливая то темное наслаждение, которого мне так хотелось ощущать в себе. После того, как оба излили все свои тягучие сокровища, я позволила им сомкнуть мои пальцы на их концах и даже слабо поиграла ими, как будто во сне. От этого и от своего мальчишеского задора они снова сделали ? стойку. А я говорю, Ричард, чтобы ты теперь поставил ее на колени. Какая жопа! услышала я. Обессилевшая и пропитанная их соками, я попыталась сопро-тивляться их усилиям с помощью моей вялости и глухих звуков, выдававших мое тихое лицемерие. Меня перекатили, отяжелевшую, как мешок с картошкой, и подняли так, что мой зад встал прямо перед Джереми, который склонился надо мной и, несмотря на то, что я бешено заскрежетала зубами, провел своего мальчика между моими нижними щеками, прямо в тесное кольцо моего заднего прохода. Я принялась, а скорее, попыталась, дергаться, но без результатов. Он обхватил мои бедра. Таким способом на меня когда-то посягали в юности но потом никогда такого не было. Я стонала, я кусала подушку в то время, когда его жезл вползал, заставив все мое дыхание совсем покинуть меня. Я попробовала соскользнуть на живот, но Ричард схватил меня за талию и удержал. Молодчина, Ричард, держи ее. Сейчас я. Нет, прорыдала я. Но неужели я это сказала сама себе? Один могучий, медленный толчок и он очутился там полностью. Его шары пристали к моему липкому переднику, а его руки сменили на моем животе руки Ричарда, сжав и заперев меня. Я дергалась. Мы немного постояли таким образом, а потом он начал работать долгими, медленными движениями, заставив мою голову поплыть в ощущении его посасывающего внутри меня пениса. О темное болото желания! Какая тьма! Я услышала свое собст-венное дыхание, я задохнулась, сжимая подушку, чтобы не выдать криком моего скрытого наслаждения. Она берет, старик! Я знал, я знал это! прохрипел Джереми, и его мальчик заработал чаще, легче в моем узком проходе, в то время, как мои полные ягодицы забились о его живот. Давай... давай, работай бедрами, Дейдр! Ах, это был голос из моего далекого, незримого прошлого, который пришел ко мне вместе со скрипом кровати под моими коленями, скрипом, который раздался тогда, когда тростью уже была совершена жаркая работа... Не ищу ли я оправдания? Увлеченность зачастую набрасывает покров, смешивающий стыд и восторг, делающий их неразделимыми даже еще тогда, когда делается дело. Если это мое оправдание, то пусть оно будет таким. Наши эмоции временами напоминают тех псов, которые, хочется им этого или нет, бегут вслед за лисой. Нет, хватит об этом. Наутро, когда свет наконец прорезал мои глаза, я очнулась в одиночестве на весьма измятой кровати, покрытой пятнами греха как лужами. Я немного поплакала про себя, скрытыми слезами, однако потом услышала шаги горничной, которая оказалась до крайности удивлена тем, что нашла меня все еще наполовину в корсете, без всякого ночного платья. Но я ничего не сказала ей, а только спросила ее, все ли уже поднялись. Гость молодого господина Ричарда уже ушел, мэм, услышала я к моему облегчению. Сорванец проснулся пораньше и удрал. От одной этой мысли сразу же высохли все мои слезы. Весь этот день он проживет в страхе, поджидая меня как ангела отмщения, требу-ющего аудиенции у его мамаши. Ричард затаился в своей комнате. Я услышала, как он в свою очередь робко спрашивает у горничной, проснулась ли я. Я вы-прямилась, сидя в постели, и позвала его к себе. К его изумлению, я полагаю. Он зашел ко мне, как воришка (и это неудивительно), и встал, хмуро потупившись и отставив ногу. Я кивнула ему, чтобы он закрыл дверь. Его глаза вспыхнули. Он, разумеется, подумал, что теперь все его темные дела прощены. Моя обнаженная грудь так и горела в его выпученных глазах. Я лениво откинула покрывало и показалась ему вся, с распушившимся черным хохолком на белизне моего живота. Мама? его голос больше напоминал собой писк. Я поднесла палец к своим губам, заставила его наклониться к кровати и принялась очень осторожно расстегивать пуговицы на его брюках, при полной тишине. Как горячо он закивал, с какой волчьей ухмылкой! Я вынула его. мягкого звереныша и поиграла с ним, а потом стянула с Ричарда штаны и взяла его за шары. Он, конечно же, почувствовал себя в Раю и застонал, раскрасневшись. Иди-ка, дражайший, сюда, пригласила его я. На секунду в его глазах промелькнуло подозрение, которое, к сожалению, пришло к нему слишком поздно. Как только он очутился рядом со мной, я перекатилась на него, одной рукой зажала его рот, а другой, на-валившись на него всем телом, стиснула его шары так сильно, что в его глазах, чуть не выскочивших от этого из своих орбит, показалась агония. Его лицо побледнело, как простыня. Он лежал, как будто бы без сознания, не вызывая у меня никакой жалости. Я поднялась и стала одеваться. Прошло довольно много времени, и он застонал, заморгал и весь сложился от боли, до которой мне не было никакого дела. Выходя, я заперла его на ключ. Когда Эми спросила у меня, где он, я ответила ей, что он поехал кататься с приятелем. Ой, он такой милый, мама, этот Джереми, сказала она. Я ничего не ответила ей на это. Только так я и могла выразить все свое недовольство. Несколько часов спустя, когда Эми не было поблизости, я выпустила Ричарда, который не посмел и пикнуть, чтобы не обнаружить себя в моей комнате. Он потрусил в свою комнату с опущенной головой и не получит от меня ни слова, до тех пор, пока я сама этого не захочу. С ним еще не закончено, так же, как и с молодым господином Джереми.


Страницы: [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ]

Читать также:

© Copyright 2002 Лимона. Все права защищены.